"Полемизировать с Западом не продуктивно. Всё решит только война"

http://newsland.com/news/detail/id/1369317/

«Санкций Запада бояться глупо. Не потому, что они не достигнут цели. А потому, что их всё равно введут. Независимо от поведения России. Если Россия “перейдёт красную черту”, то сразу введут. Если испугается и не перейдёт, то постепенно в ближайшие годы.

Потому, что Запад реагирует не на действия России, а на её потенциальные возможности (пишет блогер bulochnikov). Запад 25 лет ждал, пока Россия самоуничтожится под давлением Запада. Сейчас ждать перестали. Сделали ставку на войну. Пока чужими руками. Россий – единственная страна, которая может одним нажатием кнопки уничтожить Запад. Запад с этим никогда не смирится и не сможет с этим жить на одной планете с нами.

Кто то один должен умереть.

Разговаривать с Западом бесполезно. Пламенные речи Чуркина в ООН – пустое сотрясение воздуха. Все решения Запада давно приняты.

Полемизировать с Западом столь же продуктивно, как убеждать Гитлера и Геббельса в пользе мира в Европе, а также толерантности и уважения прав человека. И пытаться убедить его этими аргументами отказаться от вторжения в Польшу.

Капитуляция и сдача позиций только провоцирует Запад на дальнейшую ползучую агрессию.

Всё решит только война».

О том, как будет происходить эта война — поведал геополитик Александр Дугин:

«Первое. Я полагаю, что ситуация, в которой мы находимся после воссоединения с Крымом, ставит Россию практически в режим жёсткой конфронтации с США и НАТО. То есть это факт. Дальнейшим образом, дальше уже уходить от этого — что эта конфронтация жёсткая, что это по сути дела «холодная война» на грани «не холодной войны» — этого отрицать нельзя.

Теперь: сколько это продлится — второй момент. Является ли этот элемент эпизодом нашей новейшей истории, аналогичный эпизоду с Южной Осетией, Абхазией, со второй Чеченской кампанией, с теми моментами, когда действительно в отношениях между Россией и Западом назревали очень жёсткие противостояния, но которые всякий раз оканчивались, если угодно, новым равновесием. Является ли Крымский или украинский кризис такой, эпизодической, очень напряжённой и опасной стадией развития отношений с Западом либо это необратимый момент. Необратимый — что мы никогда не будем такими, как мы были вчера.

С моей точки зрения, точка невозврата после воссоединения с Крымом пройдена. Мы находимся в самом сердце жёсткой геополитической, цивилизационной, исторической конфронтации России и Соединённых Штатов Америки (евроатлантического сообщества). Поскольку в перспективе перед нами стоит вопрос политического самоопределения юго-востока Украины, а дальше — судьба остатка Украины, который вообще не имеет никакого удовлетворяющего всех решения.

- Кто-то либо очень фундаментально пострадает — вплоть до колоссальных потерь, в том числе и жизненных — неизбежно, либо одна, либо другая сторона.

- Либо одна, либо другая, либо третья сторона укрепит свои геополитические позиции.

- А либо одна, либо другая, либо третья — фундаментально их ослабит настолько, что так, простите, смириться будет невозможно ни одной из трёх участвующих сторон.

Соответственно, на мой взгляд, я прогнозирую затяжное существование в условиях конфронтации. То есть это — бытие в конфронтации. Это — не ситуация, которая случилась: форс-мажор, напряглись, мобилизовали прессу, военных, политику, экономику — перешли сложный период и снова вернулись к прежней модели. Ничего не будет прежним — абсолютно ничего. Вот тут точка невозврата пройдена: во внешней политике, во внутренней политике.

И совсем другая страна: Россия с Крымом — это другая страна. Изменение географических границ любого государства всегда на всём протяжении истории меняет политическое содержание этой страны. Поэтому я полагаю, что мы вступили невозвратно в эту ситуацию. Я попытаюсь дать научное, геополитическое, стратегическое, политологическое описание этому событию, этому необратимому происшествию.

Во-первых, я полагаю, что сейчас в первую очередь стоит вопрос: для того, чтобы адекватно оценивать то, где мы находимся, совершенно жизненно необходим переход от эмоционального патриотизма к интеллектуальному патриотизму. Эмоциональный патриотизм в России сегодня находится на должном уровне и здесь консолидация общества и верхушки власти полная, включая средства массовой информации. Здесь, я вижу, с этим всё в порядке. Но параллельно с этим необходимым уровнем эмоционального патриотизма, который мы видим повсюду, у нас фундаментально отстаёт интеллектуальный патриотизм.

Когда люди пытаются сформулировать основы своего патриотического мировоззрения, они начинают откровенно плавать. Это неслучайно, потому что двадцать три года доминирующей моделью, парадигмой всех процессов в экономике, в политике, в обществе, в культуре являлся либерализм. Он настолько вошёл в наше общество, что сегодня является операционной системой. Мы этого не знаем и чем меньше мы это осознаём, что мы все — либералы…

Бороться с вызовом Запада, опираясь на эти частичные, фрагментарные элементы западной же идеологии модерна, на самом деле в долгой перспективе невозможно. Одноразовую акцию: собраться и пропиарить то, что американцы не соблюдают сами свои собственные ценности — это можно. Но это не годится для долгосрочной стратегии конфронтации, в которой мы уже находимся. И мы не свободны выбирать сейчас: находиться в этой конфронтации или нет. Мы на неё обречены и, следовательно, мы обречены на переход к интеллектуальному патриотизму.

И теперь: как в терминах интеллектуального патриотизма можно осмыслить то, что происходит сейчас и то, что уже произошло после воссоединения с Крымом.

Россия за эти двадцать три года прошла три стадии.

1. 90-е годы. С 91-го до 99-го-2000 года — это была колония Россия. Россия отказалась от своей субъектности. На место двуполярного мира пришёл однополярный и Россия просто была придатком западного мира, его продолжением, с внешним управлением: и идеологическим, и концептуальным, и политическим, и стратегическим. Это была колония Россия.

2. Феномен Путина был связан с тем, что он решил бросить вызов этому статус-кво и превратить Россию из колонии Россия в корпорацию Россия.

Что такое корпорация Россия? Это означает признание правомочности однополярного мира, признание правил, по которым работает всё человечество под эгидой США, но отстаивание по этим правилам максимально выгодных в национальных интересах условий. Путин хотел ввести корпорацию Россия в клуб правителей этого мира. Он не бросал вызовы ни либеральной экономике, ни демократическим процедурам, ни идеологии прав человека, ни свободному рынку.

Всё, что делал Путин с 2000-го по 2012-ый год полностью и даже, может быть, до сих пор частично укладывается в эту модель: играть по правилам, устанавливаемым США, но в интересах России. Это не колония Россия. Это Россия как конкурент, как участник мирового рынка, как некая мега-корпорация, которая настаивает на собственных интересах, выгоде, прибыли, оптимизации, но по правилам, которые диктуем не мы. И вот эта корпорация Россия и представляла собой формулу Путина 2000-2012 года: либерализм плюс патриотизм. Путин, когда говорит о том, что он — либерал, он искренен точно так же, когда он говорит, что он — патриот.

Вот эта корпорация-Россия, она чрезвычайно удалась Владимиру Владимировичу Путину на первых двух сроках его правления. Действительно мы стали из колонии самостоятельной конкурентной глобальной политической системой. Мы продавали свой газ и нефть туда, куда хотели. Мы отстаивали свои интересы. Мы настаивали на том, что позиция и вес России рос неуклонно и это был серьёзный основательный конкурент.

3. Что произошло сейчас?

Если бы эта ситуация могла бы сохраняться, я полагаю, что Путин признал бы корпорацию Россия в качестве оптимальной модели парадигмы дальнейшего развития. Но нас из этой ситуации, такой конфронтации по правилам рыночной конкуренции при признании общих правил, просто выгнали, выкинули. То, что сделали американцы, осуществив в Киеве государственный переворот и приведя неонацистскую хунту к власти, — это на самом деле не что иное, как демонтаж корпорации Россия.

После этого нам показали, что

- «Если вы играете по нашим правилам, то мы в любой момент можем их изменить. В любой момент. И, несмотря на любые переговоры, если мы так считаем нужным, в одностороннем порядке решить за вас судьбу вашей собственной безопасности: реорганизовать вашу зону ответственности так, как мы считаем нужным — нашу зону ответственности».

Бросив этот вызов Киеву, Запад просто сказал:

- «Всё: с корпорацией Россия закончено. Вы либо сейчас скатываетесь в колонию Россия, признавая легитимность наших правил, а поэтому вы получите ваш флот, который уйдёт из Крыма, наши базы военные под Харьковом и системы ПРО точно так же. Либо…»

Путину не оставляли выбора просто: «Вы должны отказаться от того, что вы — корпорация Россия. Мы делаем вам такой ход».

За этим последовал ответ Крыма. На это последовал ответ мобилизации нашего общества в битве за юго-восток Украины и за обеспечение её политической субъектности.

Это означает, что мы, столкнувшись с такой ситуацией, больше не являемся корпорацией Россия, тем более мы не являемся колонией Россия. А мы кто? Мы — цивилизация Россия, сказал Путин. Цивилизация, которая является самостоятельным мировым игроком. У нас есть своя зона ответственности. Она не распространяется на Венесуэлу, Мексику и Кубу, но она точно распространяется на всё постсоветское пространство.

И здесь вопрос такой, что декларировать можно всё, что угодно. Но есть необратимые точки — то, что называют американцы reality check (с англ. «проверка в реальных условиях»), когда ты декларируешь, а потом делаешь. Приходит момент, когда в любом случае блеф с картами надо сбрасывать и показывать, сколько у тебя, что там есть. Долго можно держать poker face (с англ. «бесстрастное, ничего не выражающее лицо») и Путин держал его во время всей Олимпиады до конца, до предела. Потом были сброшены карты — и Крым наш. Крым наш без выстрела, Крым наш без конфликта с Киевом, Крым наш без Третьей мировой войны. Это чистый выигрыш — просто чистый выигрыш. Мы — цивилизация Россия, которая оплатила первый счёт цивилизации.

Но, как только мы оплатили первый счёт цивилизации, на нас теперь этих счётов сто поступило (после Крыма). Теперь мы должны оплачивать воду в Крыму, мы должны оплачивать военные действия на юго-востоке, если Киеву придёт в голову (а это — достаточно малопредсказуемая хунта, которая введёт туда войска), мы будем оплачивать это своими жизнями, своими деньгами, своим имиджем, напряжением внутренней ситуации. Мы просто не можем дальше не оплачивать эти счета.

И сколько ещё счетов? Одно дело — рассматривать Европу как конкурента или союзника, или партнёра экономического, а другое дело — встать вопреки, бросить вызов проамериканским элитам, которые, как Путин на прямой линии сказал, управляют Европой. То есть значит, у нас ещё есть вызов или счёт по Европе. И это очень трудный счёт, потому что, конечно, в этом состоянии мы с ними не договоримся. Для того, чтоб у России, была та Европа, которая устраивает, нам надо осуществить там европейскую революцию (о чём Путин говорил) — консервативную на этот раз. Без этого ничего подобного. Мы будем окружены. Это как стратегия «Анаконды».

Я думаю, что наша власть, которая совершила прекрасные героические действия и продолжает держать линию обороны, всё же (мне кажется) чуть-чуть рассматривает это как продолжение победоносной Олимпиады («Yes, we can!»). То есть мы можем выиграть спорт, мы можем выиграть Крым. Но дальше это уже — конец вот этому замечательному внутреннему эмоциональному подъёму. Дальше начинается тяжёлая борьба за то, чтобы отстоять субъектность цивилизации перед лицом колоссальных вызовов, по-моему, объёма, глубины и системной серьёзности которых наше общество точно не осознаёт, но мне представляется, что её и не осознаёт и наша власть. Поскольку для одноразового усилия этого достаточно. И элита выстроилась (мы видим), выстроились средства массовой информации, но жить в этой кризисной ситуации того, что мы условно определили, как новая холодная война, именно пребывать в этом, как в среде политической — в среде внешней и внутренней. Когда те, кто представлял собой либеральных представителей, либеральную интеллигенцию становится действительно пятой колонной. Потому что одно дело, когда ты высказываешь свою позицию, отличающуюся от общепринятой в условиях мира, и другое дело, когда ты становишься проводником просто врага.

Совершенно меняются роли, меняются функции, меняются статусы, как мы, социологи, говорим — социальные статусы всех участников.

- Вчера был инакомыслящим, сегодня — враг.

- Вчера был представителем отличной или даже мажоритарной точки зрения, сегодня — предатель.

И об этом уже нельзя не говорить дальше. Меняются принципиальные параметры, парадигмы. Жить в новой холодной войне, которая всякий раз (сейчас ещё будет, как минимум, две точки возможности превращения её в Третью мировую) — это совсем другое дело, чем жить в конкуренции, корпорации Россия. И это тоже активная, это тоже пассионарная вещь отстаивать наши монополии, наши интересы, это тоже требует колоссального мужества. Но это совершенно другое, чем быть в цивилизации Россия.

Вот я интересуюсь экзистенциальной философией Мартина Хайдеггера. Может быть, просто принять такой хайдеггерянский термин: «бытие в войне». Вот что нам предстоит. Мы очень мирные русские люди. Мы очень не любим мыслить конфликтно. Мы очень мягкий, спокойный, уравновешенный народ. Но больше нам мирного бытия, такого спокойного, размеренного — просто у нас его нет. Нас бросили в войну. Нам предстоит бытие в войне и, соответственно, в этом смысле интеллектуальный патриотизм является просто самым необходимым и первым действием, которое надо осуществить, в том числе это касается элиты, в том числе это касается сознания наших политических руководителей, нашей образовательной, информационной и так далее системы.

И завершаю: это будет идти по нарастающей. Конфликт этот не имеет никаких шансов кончиться мирно и каким-то договором».